Дорога
В избушке царствовал еще глубокий, непроницаемый мрак, когда Антон
приподнял потихоньку голову и начал прислушиваться... Убедившись, что жена и
ребята крепко-накрепко спали, он осторожно, чуть дыша, спустился с печи и
стал приготовляться в дорогу. Отыскать ощупью полушубок и шапку, намотать
наскоро в потемках онучи, отрезать краюху хлеба, завернуть ее в тряпицу и
засунуть за пазуху - мужику дело привычное. Он перекрестился наобум перед
углом, где стояла икона, и выбрался на крыльцо. Заря еще не занималась; на
дворе только что проглядывали первые повиднушки. Антон припер как можно
плотнее дверь из крылечка в избу.
- Ну, теперь спите вволю, - вымолвил он, - господь с вами, спите...
Слезами-те только душу мутите, а мне и без них куда тошно...
Он вошел в клеть, где стояла пегашка. Почуяв хозяина, она тотчас же
повернула к нему кудластую свою голову, насторожила уши и замотала хвостом.
- Ну, пегашка, полно, полно те хвостом-то вилять, - произнес мужичок не
совсем твердым голосом, - небось из дому-то не хочешь? Ступай-ка, ступай, не
кобенься; супротив воли и люди идут, не токмо что ты... Ступай; знать, и
тебе пришла пора делить хозяйское горе...
Антон взнуздал ее и вывел на двор. Бедная кляча словно предугадывала
свою участь: всегда смирная и покорная, она в этот раз фыркала, упорно
мотала головою и беспрестанно озиралась на стороны, как бы прощаясь навсегда
с двором и клетью, посреди которых взросла и вскормилась. Антон также глядел
на дряблую избушку свою; бог весть о чем он думал: чужая голова - темный
лес. Наконец махнул он рукой, взял лошадь под уздцы и вышел на улицу. Он сел
на лошадь. Но пегашка никак не хотела идти к околице, куда направлял ее
Антон; несмотря на все усилия его, она пустилась сначала вскачь к колодцу,
потом дала круг по всей улице и все-таки остановилась у избушки. Видя, что
сила не берет, хозяин принужден был слезть наземь, снова взять ее под уздцы
и вывести за околицу. Ворота заскрипели и затворились. Темнота уже заметно
рассеялась; но не ясный, ведреный день обещало утро; там, с востока, не
багрянилось небо, не ложились алые, золотистые полосы света, предвестницы
теплого солнышка; небо было серо, пасмурно; сизые тучи облегали его
отовсюду, суля ненастье и сиверку.
Дорога от околицы шла в гору; по мере того как Антон подымался,
местность, окружавшая деревню, постепенно ограждалась возвышенностями и
принимала вид лощины. Там, словно из земли, выступали поминутно - то
крестьянский овин с пригнувшеюся к нему рябиною, то новый дощатый забор, то
часть барского сада, о существовании которых нельзя было и подозревать с
улицы. Мало-помалу показалась речка с угловатыми своими загибами, потом
ветлы и кровля мельницы, еще выше - потянулись поля с знакомым осинником,
потом снова все это попряталось одно за другим; вот уже исчезли мельница,
господский дом, село, а вот и избушка Антона начала уходить за горою...
Хозяин ее еще раз обернулся в ту сторону, прищурился, протер глаза и вдруг
хлестнул пегашку и пустился рысцою по дороге. Миновав троскинские земли,
Антон притянул поводья и поехал шагом. Гора уже давным-давно закрыла собою
дорогу села; во все стороны на необозримый кругозор открывались черные поля,
смоченные дождями; редко-редко мелькала вдалеке полоса соснового леса или
деревушка; дорога то и дело перемежалась проселками.
Антон давно уже не езжал в город. Никита Федорыч не любил отпускать
часто мужиков из деревни; особенно строго держался он этого правила с теми
из них, с которыми находился в неприязненных отношениях. По его мнению, не
отпустить мужика в город считалось хорошею и вместе с тем очень
действительной мерой наказания. Так, например, накоплялось ли гороху у
мужичка - где бы свезти его на базар, благо цена красна, ан нет: как ни
бьется сердечный, Никита Федорыч ни за что не отпустит; подумает крестьянин:
плетью обуха не перешибешь, да и продаст горох соседу за сущий бесценок - не
лежать же стать житу да гнить в закроме. Другому господь бог залишнюю
телушку послал; вот и бредет он к управляющему: "Деньги, мол, понадобились,
батюшка, соблаговолите отпустить в город кой-что продать; надо, вишь,
обзавестись тем да другим по хозяйству". - "Ах ты, такой-сякой, - молвит ему
управляющий, - небось, как соты-то ломал прошлую осень, так не принес мне
медку? Сиди-ка дома; все бы вам только шляться..." "Что, - думает
проситель, - господ наших нетути, а он у нас сила, не стать перечить", -
зарежет телку, да и поснедает ее с божьей помощью. Так же точно было и с
Антоном, если еще не хуже.
|
Просмотров: