Около меня - мертвый и спящий, а в сенях - шуршит отжившая. Но - ничего! На земле людей много, не сегодня - завтра, а уж я найду совопросника душе моей... Мысленно ухожу из хаты в степь и смотрю оттуда на это жилье, затерянное на огромной земле: прижались к ней хатки, окна их слепы и черны, а в одном чуть мерцает над головою умершего человека плененный им огонь... Это сердце, переставшее жить, - всё ли, о чем думало оно при жизни, сказано им на земле, бедной мыслями сердца? Я знаю, что умер маленький, обычный человек, но - думаю обо всей работе его, и она мне кажется поражающе большой... Вспоминаются недозрелые измятые колосья в колеях степной дороги, ласточки в синем небе, над золотою парчой хлебов, степной коршун, застывший в пустоте, над широким кругом земли... Слышен свист крыльев - тень птицы мелькнула на светлой зелени двора, поседевшей от росы. Перекликаются петухи - их пятеро, проснулись гуси, мычит корова, и уже где-то скрипит плетень. Я думаю о Том, как уйду в степь и буду спать там на меже, на земле, сухой и теплой; дьячок - спит у ног моих, лежа вверх грудью, широкой, точно у битюга. Огненные волосы - как сияние вокруг головы, красное толстое лицо сердито надулось, рот открыт, и усы шевелятся. Руки у него длинные и в кистях - как лопаты. Невольно думаешь о том, как этот мощный человек обнимает женщину, - вероятно, всё ее лицо тонет в бороде и она смеется от щекотки, закидывая голову назад. Сколько у него может быть детей? И так неприятно, обидно знать, что этот человек носит горе в своей груди, - радостям надо бы жить в ней! В дверь смотрит кроткое лицо старухи, а в окно - первый солнечный луч. Над рекою, шелковой и светлой, курится прозрачный туман, деревья и травы переживают тот странный момент напряженной неподвижности, когда ждешь, что вот сейчас они, вздрогнув, запоют, заговорят понятными душе голосами о великих тайнах своей жизни. - Такой хороший человек, - шепчет старуха, жалобно глядя на огромное тело дьячка.
|