- Не подобает здесь пить.
- Это - верно! - забормотал он, подумав. - Нужно выйти на двор, - это
верно!
- Что ж вы будете - сидя читать?
- Я? А я... не буду, читай ты... я - не в себе... да! "Попраша мя
врази мои весь день яко мнози борющия мя с высоты" - а по сему я несколько
выпил."
Он сунул книгу в живот мне и, наклонив голову, тяжело закачал ею.
- Умирают люди один за другим, а на земле всё ж таки тесно... умирают
люди, не видя добра себе...
- Это не Псалтырь, - сказал я, посмотрев книгу.
- Врешь!
- Глядите.
Он отмахнул крышку переплета и, водя свечою над страницей, прочитал
красные буквы.
- Окто-их... Очень удивился.
- Окто их? Это...как-же? Ну-ну, вот что случилось... Ведь и величина
другая - Псалтырь - коротенький, толстый, а это... это с того, что я
торопился...
Ошибка словно отрезвила его, он встал, подвинулся к покойнику и,
придерживая бороду, наклонился над ним.
- Извини, Василь... что ж делать? Выпрямившись, откинул руками назад
длинные космы, вынул из кармана бутылку и, воткнув горлышко в рот себе,
долго сосал вино, свистя носом.
- Хошь?
- Я спать хочу, выпью - свалюсь.
- А и вались...
- А читать?
- Кому здесь нужно, чтоб ты бормотал слова, которых не понимаешь?
Сел на лавку, согнулся, взял голову в руки и замолчал.
Июльская ночь уже таяла, тьма ее тихо, расползалась по углам, в окно
веяло утренней росистой свежестью. Свет двух свеч стал еще более бледен,
огни их были как глаза испуганного ребенка.
- Жив был ты, Василь, - ворчал дьячок, - было у меня куда ходить, а
теперь - некуда мне идти, бо помер последний человек... Господи - где
правда твоя?
Я сидел у окна, высунув голову на воздух, курил, подремывая, и слушал
тяжелые жалобы.
- Сглодали жену мою они и меня сожрут, как свиньи капусту... Верно
это, Василь...
Дьячок снова вынул бутылку, пососал вина, вытер бороду и, наклонясь
над покойником, поцеловал его в лоб.
- Прощай, друже...
Обернулся ко мне, говоря с неожиданной ясностью и силой:
- Простой это был человек, незаметный в людях, как грач средь грачей,
а был он не грач - белый голубь, и никто того не знал, только я... да!.. И
вот - удалился он "от горькие работы фараони", а я - жив, но при смерти
душа моя, "истягоша ю и оплеваша врази мои".
- Большое горе у вас?
Он ответил не сразу и глухо:
- Горя у всех больше, чем надо... и у меня столько ж! Твое дойдет до
тебя.
|
Просмотров: