Потом стал шевелить пальцами черной потрескавшейся ноги, долго разглядывал обломанные ногти и наконец спросил: - Мабудь, вы - письменный? - А что? - То, коли письменный, може, почитали бы книгу по покойнику? Видимо, ему понравилось это предложение - веселая рябь прошла по его плюшевому лицу. - Разве ж это не работа? - говорил он, пряча карие зрачки. - Дали бы вам копиек десять, да еще и смертную рубаху покойникову. - И - накормят, - вслух подумал я. - А как же! - Где покойник? - У своей хате, - идемте? Пошли встречу надсадному крику. - Юфи-им... а, бо дай... Встречу нам по мягкой дороге ползли тени, за кустами на реке шумела детвора, плескалась вода, кто-то строгал доску - в воздухе плавал всхлипывающий звук. Человек, не.торопясь, сказал: - Была читалка старушка - вот ведьма была! Свезли ее до города, ноги у нее отнялись... а надо бы - языку! Такая была надобная, только лаялась очень... Черный щенок, величиною в большую жабу, подкатился на трех лапах под ноги нам, поднял хвост и грозно зарычал, нюхая воздух розовым детским носом. - Тю! Выскочила откуда-то сбоку молодая голоногая баба и, гневно всплеснув руками, закричала: - Юфим, да я ж тебя зову, зову... - Хиба ж я не слышу... - Где ж ты был? Мой спутник молча показал ей дулю и ввел меня во двор хаты, соседней с тою, у которой осталась голоногая женщина, истекая крепкой руганью и нелюбезными пожеланиями. Две старухи сидели в двери маленькой хатки, одна - круглая, встрепанная, как разбитый ударами кожаный мяч, другая - костлявая, переломленная в спине, с темным сердитым лицом; у ног их лежала, вывалив тряпичный язык, большая, как овца, собака, с вытертою шерстью и красными слезящимися глазами. Юфим подробно рассказал, как он меня встретил и на что я годен, - две пары глаз молча смотрели на него, одна старуха дергала головой на тонкой черной шее, другая, послушав, предложила мне: - Седайте, я соберу вам вечеряти... Маленький дворик густо зарос просвирняком и розетками подорожника, посреди него - телега без колес, с черными, как головни, концами осей. Гонят стадо, на хутор медленно льется широкий поток мягких звуков; изо всех углов двора ползут серые тени и ложатся на траву, отемняя ее. - Все помрем, ненько, - уверенно говорит Юфим, постукивая трубкой о стену, а в воротах стоит голоногая, краснощекая баба и пониженным голосом спрашивает: - Ты идешь или нет? - Да надо ж сначала одно дело доделать, а потом... Мне дали краюху хлеба, горшок молока - собака встала, положила на колени мои слюнявую, старую морду и, глядя в лицо мне тусклыми зрачками, словно спрашивает: "Вкусно?"
|