Она говорила это улыбаясь. А Ленька вдруг спросил меня: - Ты - дурак? - Не знаю. А что? - Мамка говорит - дурак! - Так ведь я - почему? - воскликнула женщина нимало не смущаясь.- Привел с улицы пьяную бабу, уложил ее спать, а - сам ушел, нате-ко! Я ведь не во зло сказала. А ты уж сейчас ябедничать, у - какой... Она говорила тоже, как ребенок, строй ее речи напоминал девочку-подростка. Да и глаза у нее были детски чистые,- тем безобразнее казалось безносое лицо, с приподнятой губой и обнаженными зубами. Какая-то ходячая, кошмарная насмешка, и - веселая насмешка. - Ну, давайте чай пить,- предложила она торжественно. Самовар стоял на ящике рядом с Ленькой, озорниковатая струйка пара, выбиваясь из-под измятой крышки, касалась его плеча. Он подставлял под нее ручонку и, когда ладонь увлажнялась паром,- мечтательно щурясь, вытирал ее о волосы. - Вырасту большой,- говорил он,- сделает мамка тележку мне, буду по улицам ползать, милостинку просить. Напрошу и выползу в чистое поле. - Охо-хо,- вздохнула мать и тотчас тихонько засмеялась.- Раем видит поле-то, милый! А там - лагеря, да охальники солдаты, да пьяные мужики. - Врешь,- остановил ее Ленька, нахмурясь.- Спроси-ка его, какое оно, он видел. - А я - не видала? - Пьяная-то! Они начали спорить, совсем как дети, так же горячо и нелогично, а на двор уже пришел теплый вечер, в покрасневшем небе неподвижно стояло густое сизое облако. В подвале становилось темно. Мальчик выпил кружку чая, вспотел, взглянул на меня, на мать и сказал: - Наелся, напился,- даже спать захотелось, ей-богу... - И усни,- посоветовала мать. - А он - уйдет! Ты уйдешь? - Не бойсь, я его не пущу,- сказала женщина, толкнув меня коленом. - Не уходи,- попросил Ленька, прикрыл глаза и, сладко потянувшись, свалился в ящик. Потом вдруг приподнял голову и с упреком сказал матери: - Ты бы вот выходила за него замуж, венчалась бы, как другие бабы,- а то валандаешься зря со всяким... только бьют... А он - добрый... - Спи, знай,- тихо сказала женщина, наклонясь над блюдцем чая. - Он - богатый... С минуту женщина сидела молча, схлебывая чай с блюдечка неловкими губами, потом сказала мне, как старому знакомому: - Так вот мы и живем тихонько, я да он, а боле никого. Ругают меня на дворе - распутная! А - что ж? Мне стыдиться некого. К этому же - видите, как я снаружи испорчена? Всякому сразу видно, для чего я гожусь. Да. Уснул сынок, утешеньишко мое. Хорошее дитя у меня? - Да. Очень! - Не налюбуюсь. Умница ведь?
|