Он зябко повел остренькими плечиками, взял конфекту, развернул цветную бумажку и, аккуратно расправив ее, положил на подоконник. - Я из этих бумажек наделаю разного, чего-нибудь хорошего. А то - Катьке подарю. Она тоже любит хорошее: стеклышки, черепочки, бумажки и всє. А - слушай-ка: если таракана всє кормить да кормить, так он вырастет с лошадь? Было ясно, что он верит в это; я ответил: - Если хорошо кормить - вырастет! - Ну да! - радостно вскричал он.- А мамка, дурочка, смеется! И он прибавил зазорное слово, оскорбительное для женщины. - Глупая она! Кошку так уж совсем скоро можно раскормить до лошади - верно? - А что ж? Можно! - Эх, корму нет у меня! Вот бы ловко! Он даже затрясся весь от напряжения, крепко прижав рукой грудь. - Мухи бы летали по собаке величиной! А на тараканах можно бы кирпич возить,- если он - с лошадь, так он сильный! Верно? - Только вот усы у них... - Усы не помешают, они - как вожжи будут, усы! Или - паук ползет - агромадный, как - кто? Паук - не боле котенка, а то - страшно! Нет у меня ног, а то бы! Я бы работал бы и всю свою зверильницу раскормил. Торговал бы, после купил бы мамке дом в чистом поле. Ты в чистом поле бывал? - Бывал, как же! - Расскажи, какое оно, а? Я начал рассказывать ему о полях, лугах, он слушал внимательно, не перебивая, ресницы его опускались на глаза, а ротишко открывался медленно, как будто мальчик засыпал. Видя это, я стал говорить тише, но явилась мать с кипящим самоваром в руках, под мышкой у нее торчал бумажный мешок, из-за пазухи - бутылка водки. - Вот она - я! - Ло-овко,- вздохнул мальчик, широко раскрыв глаза.- Ничего нет, только трава да цветы. Мамка, ты бы вот нашла тележку да свезла меня в чистое поле! А то - издохну и не увижу никогда. Шкура ты, мамка, право! - обиженно и грустно закончил он. Мать ласково посоветовала ему: - А ты - не ругайся, не надо! Ты еще маленький... - ?Не ругайся?! Тебе - хорошо, ходишь куда хошь, как собака всє равно. Ты - счастливая... Слушай-ка,- обратился он ко мне,- это бог сделал поле? - Наверное. - А зачем? - Чтобы гулять людям - Чистое поле! - сказал мальчик, задумчиво улыбаясь, вздыхая. - Я бы взял туда зверильницу и всех выпустил их,- гуляй, домашние! А - слушай-ка! - бога делают где - в богадельне? Его мать взвизгнула и буквально покатилась со смеха,- опрокинулась на постель, дрыгая ногами, вскрикивая: - О,- чтоб те... о господи! Утешеньишко ты мое! Да, чай, бога-то - богомазы... ой, смехота моя, чудашка... Ленька с улыбкой поглядел на нее и ласково, но грязно выругался. - Корячится, точно маленькая! Любит же хохотать. И снова повторил ругательство. - Пускай смеется,- сказал я,- это тебе не обидно! - Нет, не обидно,- согласился Ленька.- Я на нее сержусь, только когда она окошко не моет; прошу, прошу: ?Вымой же окошко, я света божьего не вижу?, а она всє забывает... Женщина, посмеиваясь, мыла чайную посуду, подмигивала мне голубым светлым глазом и говорила: - Хорошо утешеньице у меня? Кабы не он - утопилась бы давно, ей-богу! Удавилась бы...
|