- Я не могу учить чужого человека, - говорит Кешин кротко, но как-то подзадоривающе. - Кабы он мне сын был, а то - племянник и прочее, пятое, седьмое... - Ах, господи! - горестно изумляется огородник, закатывая под лоб маленькие, беспокойные глазки. Он, к сожалению, читает по утрам местный "Листок", и у него, кроме канунов праздников, всегда имеется множество оснований запрещать пение: похороны известных людей, крушение поездов, слухи о плохом урожае хлеба, болезни высоких особ и разные несчастья на суше и на воде. - Тимка, окаянная душа! - неистово орет он, высунувшись из окна и размахивая газетой. - Третьего дня Исай Петров Никодимов скончался, первейший благодетель города и кавалер орденов, его сейчас отпевают в соборе в присутствии всех именитых людей и губернатора, - не стыдно тебе, лубочная рожа? Тимка - поет. - Ты бы, Тимоха, тово, уступил бы и прочее, пятое, седьмое... - осторожно говорит Кешин, когда вой домохозяина надоест ему. - Ничего, съест, - бормочет Тимка. Хлебников трясется, топает ногами, лицо у него синее, глаза выкатились. Он доходит в гневе до того, что начинает швырять в хромого кусками обручей, палками, но это не возмущает Тимку; бросив работу, певец удивленно смотрит на огородника и потом, согнувшись, хлопнув себя по коленям ладонями, - смеется, говоря: - Вот - домовой! - Не дразни, - советует Кешин негромко и - кажется - неохотно. - Да я его не трогаю, - спокойно говорит Тимка, принимаясь за работу. А Хлебников, еще более раздраженный этим спокойствием, крикливо жалуется дьякону, задыхаясь, размахивая руками: - Отец, - ты что же глядишь, ты должен унять его... - Взбучку дать надо, - рычит дьякон гробовым басом, но когда Хлебников уходит, он грозит вслед ему волосатым кулаком и говорит! - Фарисей. И советует Тимке: - Ты ему, другой раз, повеселее спой! Все жители Хлебникова с величайшим интересом наблюдают, как, день за днем, растет ненависть огородника к хромому бондарю, - чуть только на дворе зазвучит сиплый голос хозяина - отовсюду из углов, из окон высовываются встрепанные головы, напряженные, измятые рожи. Никто не осуждает Хлебникова, никто не спрашивает его о причинах ненависти к Тимке, все только любуются ею как забавным представлением, а некоторые поощряют хромого, науськивая его, как собаку: - Ты про него спой! - Чего про него споешь! - А ты - придумай! Только дьякон спросил однажды Орлиху, подругу своей жизни: - Что это он воюет против мальчишки? Умная и злая актриса объяснила, позевывая: - Пришел срок, - он, может, всю жизнь ждал случая, на ком зло сорвать, а по плечу ему - никого не было. Теперь нашел подходящего человека и утешается... Дьякон промолчал, видимо, не поняв старуху, а мне ее слова показались верными. Тимка же как будто хвастался отношением Хлебникова к нему: - Здорово не любит он меня, видно - встал я ему поперек сердца! - А что он за человек, по-твоему? - спросил я. - Дурак человек, - ответил Тимка, не раздумывая.
|