Там стоял Хлебников, маленький, толстый, в сером пальто, похожем на арестантский халат. Его рыжеватые брови вздрагивали, как всегда, когда он был не в духе, пальцы рук, сложенных на животе, быстро шевелились. Тимка разогнулся, взглянул на него овечьими глазами и дерзко запел: Посмеялся мой подлец Над клятвами своими! Он - с одной мне изменил, Я ему - с троими! Снова все дружно захохотали, даже огородницы ответили на этот хохот слабеньким, смущенным эхом. А Хлебников круто повернулся и ушел в сени, громко сказав: - Урод. Вскоре стало ясно, что Тимка привлек к себе внимание всех жителей дома Хлебникова, - внимание, за которым чувствовалась даже как будто симпатия к некрасивому певцу. Вечерами, когда жители, по обыкновению, собирались у ворот посплетничать до ужина и до сна, дьякон просил Тимку: - Ну-ко, спой чего ни то сурьезное! - Какое - сурьезное? - спрашивал Тимка. - Ну, сам знаешь, - пояснял дьякон. Хромой, прикрыв глаза, запевал удивительно чистым и высоким голосом: Два разбойничка вдоль Волги идут, С камня на камень попрыгивают... Это выходило у него очень хорошо, как-то так, что все понимали: разбойники - добрые, веселые ребята! А навстречу им - молоденький бурлак, Он идет, горюн, прихрамывает.
|