- Куда? - Всё равно. Сашка идет медленно, нога за ногу, лицо у него усталое, глаза обиженно заглядывают в окна, освещенные косыми лучами солнца. - Ведь - полюбит же кого-нибудь, - жалуется он. - Вот и полюбила бы меня. А ей надо, чтоб я книжки читал. Нашла дурака! У нее такие глаза, что свету божьего не видишь, а она - читайте книжки! Даже - глупо. Конечно, - я не пара ей... Ну, так ведь - господи! Не всегда же свой своего любит! Помолчав минуту, он тихонько бормочет: И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна... - Да и осталась старой девой, дура! Я смеюсь, а он, удивленно посмотрев на меня, спрашивает: - Чепуху говорю? Эх, брат, Максимыч, - сердце у меня растет и растет без конца, и будто я весь - только одно сердце! Мы снова на краю города, но уже на другом, противоположном краю; пред нами - поле, вдали институт благородных девиц, большой белый дом за высокой кирпичной решеткой в каменных столбах. Черные деревья окружают дом. - Книжку я ей прочитаю, это меня не убьет, - рассуждает Сашка. - Переспектива... чёрта с два! Вот что, брат, - : пойду к Степахе... пойду, положу голову на коленки ей и буду спать. Потом - проснусь, выпьем и опять спать. У ней и ночую. А не плохо день сожгли мы с тобой? Он крепко тискает мою руку, ласково смотрит в глаза мне. - Люблю я гулять с тобой; и рядом ты и будто нет тебя. Ничему не мешаешь. Это и есть - настоящий товарищ! Сказав столь сомнительный комплимент, Сашка повертывается и быстро идет назад в город. Руки у него засунуты в карманы, картуз едва держится на затылке, он посвистывает. Такой тонкий, острый, точно гвоздь с золотой шляпкой. Мне жалко, что он идет к Степахе, но я понимаю - надо же Сашке отдать себя кому-нибудь, надо же ему растратить богатства души своей! В спину ему уперлись красные лучи солнца и точно толкают парня. На земле холодновато, в поле - пусто, город тихонько рычит; Сашка наклонился, поднял камень и, размахнувшись, далеко бросает его. Потом кричит мне: - До увиданья!
|