- Неправильно поставлено всё, - вот что я вижу! Стоит церковь, а рядом - пес знает что! Иннокентий Васильевич Земсков стихи печатает, пишет: Благодарю за те мгновенья, Что освещают сердца тьму, За сладкий миг прикосновенья К святому телу твоему, - а сам у сестры неправильно дом отсудил и намедни горничную свою, Настю, за косу драл... - За что? - спрашивает Степаха, разглядывая свои стертые руки, красные, как лапы гусыни; лицо у нее каменное, глаза она прячет. - Не знаю за что... Та хотела даже к мировому подать, ну - он дал ей три рубля, - отказалась. Дура! Сашка неожиданно вскакивает со стула. - Ну, нам пора идти! - Куда? - спрашивает хозяйка. - Дело есть, - врет Сашка. - Вечером я приду... Он протягивает руку Паше, та смотрит на его пальцы, несколько секунд не решается коснуться их, потом пожимает руку Сашке так, точно отталкивает ее. Уходим. На дворе Сашка бормочет, туго натягивая картуз: - Чёрт... Не любит меня девчушка... Да и мне стыдно пред нею. Не приду я вечером... Неприятные мысли точно сыпью выходят на его лицо, он краснеет. - Надобно бросить Степаху, - это нехорошее баловство! И вдвое старше она меня, и всё... Но, свернув за угол улицы, он уже ухмыляется и размышляет тепло, без тени хвастовства: - Любит она меня, как цветок холит, ей-богу, право! Даже - совестно. До того иной раз хорошо с ней... лучше матери родной! Замечательно. Эх, бабы, - знаешь, брат, трудно с ними! Хороший народ, между прочим... Очень много надо любить их... а - разве угодишь на всех? - Так ты бы хоть одну хорошо полюбил, - предлагаю я. - Одну, одну, - задумчиво ворчит он. - Попробуй-ка одну-то... Он смотрит в даль, за синюю полосу реки, на рыжие луга, на черный, встрепанный осенним ветром кустарник, бедненько одетый золотом листьев. Лицо Сашки - мило-задумчивое, видно, что он по горло сыт приятными воспоминаниями и они играют на душе его, как лучи солнца на воде ручья. - Сядем, - предлагает он, остановясь у глинистого обрыва, за стеною монастыря. Ветер гонит клочья облаков, по лугам летят тени; на реке стучит рыбак, конопатит лодку. - Слушай, - говорит Сашка, - давай поедем в Астрахань? - Зачем? - Так. А то - в Москву? - А как же - Лиза? - Лиза... н-да-а... И, в упор глядя на меня, спрашивает: - Влюбился я в нее али нет еще? - Ты бы околодочного спросил об этом. Он хохочет; смех у него легкий, ребячий. Взглянул на солнце, на тени и вскакивает на ноги. - Сейчас конфетчицы выйдут, - айда! Он быстро шагает в улицу, озабоченный, засунув руки в карманы, нахлобучив картуз на глаза. Из ворот одноэтажного, казарменной постройки, дома одна за другою шумно выбегают девицы в платочках и серых передниках. Вот и Зина, стройная брюнетка с монгольским лицом и раскосыми глазами, в красной кофте, туго охватывающей ее бюст. - Идем кофей пить, - говорит Сашка, хватая ее за руку, и сразу же торопливо начинает: - Неужто ты все-таки выйдешь за эту плешивую собаку? Ведь он тебя ревновать будет... - Всякий муж должен ревновать, - серьезно говорит Зина. - А что - за тебя идти?
|