Дорогой он жалобно возмущается:
- Скажи, пожалуйста, что за диво? Всегда в монастыре скучно мне, а
ходить я туда все-таки люблю! Монахиньки эти, молоденькие, - жалко их!
В храме он становится у притвора, где стоят нищие и разные мытари; его
зеленоватые глаза широко, удивленно раскрыты и смотрят на клирос, где стоит
толпа белолицых клирошанок в острых шлычках. Все они - прямые и точно
вырублены из черного камня. Поют согласно, и что-то удивительно чистое
звучит в серебряных голосах. Блестит золото иконостаса, стекла киотов
отражают огоньки свеч, похожие на золотых мух.
Вздыхают мытари и шепчут свои скромные молитвы, поднимая выцветшие
глаза в купол храма. Будни, народа немного, пришли только те, кому нечего
делать, некуда девать себя.
Впереди Сашки стоит, перебирая четки, большая монахиня в клобуке;
Сашка - по плечо ей и привстает на цыпочки, чтоб заглянуть в ее круглое
лицо, в невидимые ему глаза, - привстал и нахально заглядывает, полуоткрыв
рот, как для поцелуя.
Монахиня, чуть наклонив голову, двигает шеей и смотрит на него, как
сытая кошка на мышь; он сразу осел, дернул меня за рукав и вышел на
паперть.
- Ух, как она поглядела на меня! - говорит он, испуганно закрыв глаза.
Потом, вытащив картуз из кармана пиджака, отирает им потное лицо и
морщится.
- Уй, как она... словно я - чёрт! Даже сердце у меня екнуло!
И смеется:
- Должно быть, солон ей пришелся наш брат! Он - добрый, Сашка, но
жалости к людям у него нет. Он может дать денег нищему больше и дает
охотнее, чем богатый, но он дает потому, что не любит нищету. Маленькие
драмы буден не вызывают его сочувствия, он рассказывает о них - смеясь:
- Знаешь, - Мишка Сизов в тюрьму попал! - говорит он оживленно. -
Ходил-ходил, искал-искал работы да и украл зонтик, его схватили, - не умеет
воровать! К мировому. Я иду, - глядь, а его, как барана, будочник ведет.
Морда бледная, губы распустил. Кричу: "Мишка!" А он молчит, будто не узнал
меня.
Мы заходим в лавку, где Сашка покупает фунт мармеладу, объясняя мне:
- Надо бы Степахе кондитерский пирог купить, да я не люблю этих
пирогов, мармалад - лучше!
Купив еще пряников и орехов, он заходит в винный погребок и покупает
две бутылки наливок; одна цвета сурика, а другая - купоросного масла.
Затем, шагая по улице с кульком под мышкой, он, на ходу, сочиняет историю
монахини:
- Здоровенная женщина! Наверное - лавочницей была, обличье -
бакалейное. Вот, наверное, мужа-то обманывала! А он, поди, жиденький был...
До чего эти бабы ловкие! Например - Степаха...
|
Просмотров: