Заказав жареной колбасы, чаю, полбутылки водки и десяток папирос
"Персичан", - Сашка барином усаживается за стол у окна и рассуждает:
- Люблю жить вежливо, с уважением. Ты вот все рассуждаешь: то - не
так, это - не так, а - почему? Всё - как надо. У тебя характер не
человечий, несогласный. Ты, брат, какой-то ер, - слово и без ера понятно,
ну - для порядка, для красоты что ли, - ставят ер в конце.
Пока он пробирает меня, я, глядя на него, думаю: "Сколько жизни
вмещено в этом парне! Человек, вместивший так много, не пройдет жизнь не
замечен людьми".
А ему уже надоела проповедь, он взял нож и, шаркая им по тарелке,
раздражает птиц. Комната оглашается пронзительными трелями канареек.
- Заорали! - удовлетворенно говорит Сашка, бросая нож, и, запустив
пальцы в рыжие сзои волосы, думает вслух:
- На Лизочке - не женишься, где там! Может, - так как-нибудь выйдет, -
влюбится она в меня? Я ее - без ума люблю!
- А Зина как же?
- Ну, - Зинка простеха, а Лизочка - модница, - объясняет Сашка.
Он - сирота, подкидыш; семи лет он уже работал у скорняка, потом у
водопроводчика, два года жил подручным на мельнице у монахов и уже второй
год - наборщик. Работать в газете ему очень нравится. Грамоте он научился
между делом, незаметно для себя, и грамота сильно тянет его к своим тайнам.
Особенно любит он читать стихи и даже сам пишет, - иногда он приносит мне
испачканные свинцом клочья бумаги, на ней вытянуты в правильные строчки
каракули карандаша. Стихи всегда одного содержания и такой, приблизительно,
формы:
Я полюбил тебя с первого разу,
Как только увидал на Черном озере,
И все теперь думаю про твою красу,
Радость моя и мое горе!
Когда я говорю ему, что это еще не стихи, - он удивляется:
- Отчего? Видишь - у, и здесь - у; здесь - ей тут - е!
- А ты вспомни, как звучат стихи Лермонтова...
- Ну, так он долго учился, а я - только начал! Погоди, я тоже
привыкну.
Его самонадеянность уморительная, но - в ней нет ничего неприятного.
Просто он уверен, что жизнь влюблена в него, как прачка Степаха, он может
делать всё, что хочет, и всюду его ждет успех.
Монастырский колокол неуверенно зовет к поздней обедне. Канарейки
замолчали, прислушиваясь к звону, от которого дребезжат стекла в рамах.
Сашка бормочет:
- Идти к обедне али нет? И решает:
- Идем!
|
Просмотров: