Вечером в тот же день, в двухэтажном доме, выходившем одной стороной в
улицу, где жил Обломов, а другой на набережную, в одной из комнат верхнего
этажа сидели Иван Матвеевич и Тарантьев.
Это было так называемое "заведение", у дверей которого всегда стояло
двое - трое пустых дрожек, а извозчики сидели в нижнем этаже, с блюдечками в
руках. Верхний этаж назначался для "господ" Выборгской стороны.
Перед Иваном Матвеевичем и Тарантьевым стоял чай и бутылка рому.
- Чистейший ямайский, - сказал Иван Матвеевич, наливая дрожащей рукой
себе в стакан рому, - не побрезгуй, кум, угощением.
- Признайся, есть за что и угостить, - отозвался Тарантьев: - дом сгнил
бы, а этакого жильца не дождался...
- Правда, правда, - перебил Иван Матвеевич. - А если наше дело
состоится и Затертый поедет в деревню - магарыч будет!
- Да ты скуп, кум: с тобой надо торговаться, - говорил Тарантьев. -
Пятьдесят рублей за этакого жильца!
- Боюсь, грозится съехать, - заметил Иван Матвеевич.
- Ах ты: а еще дока! Куда он съедет? Его не выгонишь теперь.
- А свадьба-то? Женится, говорят.
Тарантьев захохотал.
- Он женится! Хочешь об заклад, что не женится? - возразил он. - Да ему
Захар и спать-то помогает, а то жениться! Доселе я ему все
благодетельствовал: ведь без меня, братец ты мой, он бы с голоду умер или в
тюрьму попал. Надзиратель придет, хозяин домовый что-нибудь спросит, так
ведь ни в зуб толкнуть - все я! Ничего не смыслит...
- Подлинно ничего: в уездном суде, говорит, не знаю, что делают, в
департаменте то же; какие мужики у него - не ведает. Что за голова! Меня
даже смех взял...
- А контракт-то, контракт-то каков заключили? - хвастался Тарантьев. -
Мастер ты, брат, строчить бумаги, Иван Матвеевич, ей-богу, мастер!
Вспомнишь покойника отца! И я был горазд, да отвык, видит бог, отвык!
Присяду: слеза так и бьет из глаз. Не читал, так и подмахнул! А там и
огороды, и конюшни, и амбары.
- Да, кум, пока не перевелись олухи на Руси, что подписывают бумаги не
читая, нашему брату можно жить. А то хоть пропадай, плохо стало! Послышишь
от стариков, так не то! В двадцать пять лет службы какой я капитал составил?
Можно прожить на Выборгской стороне, не показывая носа на свет божий: кусок
будет хороший, не жалуюсь, хлеба не переешь! А чтоб там квартиры на
Литейной, ковры да жениться на богатой, детей в знать выводить - прошло
времечко! И рожа-то, слышь, не такая, и пальцы, видишь, красны, зачем водку
пьешь... А как ее не пить-то? Попробуй! Хуже лакея, говорят: нынче и лакей
этаких сапог не носит и рубашку каждый день меняет.
Воспитание не такое - все молокососы перебили: ломаются, читают да
говорят по-французски...
- А дела не смыслят, - прибавил Тарантьев.
- Нет, брат, смыслят: дело-то нынче не такое; всякий хочет проще, все
гадят нам. Так не нужно писать: это лишняя переписка, трата времени; можно
скорее... гадят!
- А контракт-то подписан: не изгадили! - сказал Тарантьев.
- То уж, конечно, свято. Выпьем, кум! Вот пошлет Затертого в Обломовку,
тот повысосет немного: пусть достается потом наследникам...
- Пусть! - заметил Тарантьев. - Да наследники-то какие: троюродные,
седьмая вода на киселе.
- Вот только свадьбы боюсь! - сказал Иван Матвеевич.
- Не бойся, тебе говорят. Вот помяни мое слово.
- Ой ли? - весело возразил Иван Матвеевич. А ведь он пялит глаза на мою
сестру... - шопотом прибавил он.
- Что ты? - с изумлением сказал Тарантьев.
- Молчи только! Ей-богу, так...
- Ну, брат, - дивился Тарантьев, насилу приходя в себя, - мне бы и во
сне не приснилось! Ну, а она что?
- Что она? Ты ее знаешь - вот что!
Он кулаком постучал об стол.
- Разве умеет свои выгоды соблюсти? Корова, сущая корова: ее хоть
ударь, хоть обними - все ухмыляется, как лошадь на овес. Другая бы... ой-ой!
Да я глаз не спущу - понимаешь, чем это пахнет!
|
Просмотров: