- Смейтесь, смейтесь, а я вот скажу барину-то! - хрипел Захар. - А тебе, - сказал он, обращаясь к дворнику, - надо бы унять этих разбойников, а не смеяться. Ты зачем приставлен здесь? - Порядок всякий исправлять. А ты что? Я вот скажу барину-то; постой, будет тебе! - Ну, полно, полно, Захар Трофимыч! - говорил дворник, стараясь успокоить его, - что он тебе сделал? - Как он смеет так говорить про моего барина? - возразил горячо Захар, указывая на кучера. - Да знает ли он, кто мой барин-то? - с благоговением спросил он. - Да тебе, - говорил он, обращаясь к кучеру, - и во сне не увидать такого барина: добрый, умница, красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам посмотреть, как выезжаете со двора на бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон на тебе армячишка: дыр-то не сосчитаешь!.. Надо заметить, что армяк на кучере был вовсе без дыр. - Да уж такого не сыщешь, - перебил кучер и выдернул проворно совсем наружу торчавший из подмышки Захара клочок рубашки. - Полно, полно вам! - твердил дворник, протягивая между них руки. - А! Ты платье мое драть! - закричал Захар, вытаскивая еще больше рубашки наружу. - Постой, я покажу барину! Вот, братцы, посмотрите, что он сделал: платье мне разорвал!.. - Да, я! - говорил кучер, несколько струсив. - Видно, барин оттрепал... - Оттреплет этакий барин! - говорил Захар. - Такая добрая душа; да это золото - а не барин, дай бог ему здоровья! Я у него как в царствии небесном: ни нужды никакой не знаю, отроду дураком не назвал; живу в добре, в покое, ем с его стола, уйду, куда хочу, - вот что!.. А в деревне у меня особый дом, особый огород, отсыпной хлеб; мужики все в пояс мне! Я и управляющий и можедом! А вы-то с своим... У него от злости недоставало голоса, чтоб окончательно уничтожить своего противника. Он остановился на минуту, чтоб собраться с силами и придумать ядовитое витое слово, но не придумал от избытка скопившейся желчи. - Да, вот постой, как еще ты за платье-то разделаешься: дадут тебе рвать!.. - проговорил он наконец. Задевши его барина, задели за живое и Захара. Расшевелили и честолюбие и самолюбие: преданность проснулась и высказалась со всей силой. Он готов был облить ядом желчи не только противника своего, но и его барина, и родню барина, который даже не знал, есть ли она, и знакомых. Тут он с удивительною точностью повторил все клеветы и злословия о господах, почерпнутые им из прежних бесед с кучером. - А вы-то с барином голь проклятая, жиды, хуже немца! - говорил он. - Дедушка-то, я знаю, кто у вас был: приказчик с толкучего. Вчера гости-то вышли от вас вечером, так я подумал, не мошенники ли какие забрались в дом: жалость смотреть! Мать тоже на толкучем торговала крадеными да изношенными платьями. - Полно, полно вам!.. - унимал дворник. - Да! - говорил Захар. - У меня-то, слава богу, барин столбовой; приятели-то генералы, графы да князья. Еще не всякого графа посадит с собой: иной придет, да и настоится в прихожей... Ходят все сочинители... - Какие это такие, братец ты мой, сочинители? - спросил дворник, желая прекратить раздор. - Чиновники, что ли, такие? - Нет, это такие господа, которые сами выдумывают, что им понадобится, - объяснил Захар. - Что ж они у вас делают? - спросил дворник. - Что? Один трубку спросит, другой хересу... - сказал Захар и остановился, заметив, что почти все насмешливо улыбаются. - А вы тут все мерзавцы, сколько вас ни на есть! - скороговоркой сказал он, окинув всех односторонним взглядом. - Дадут тебе чужое платье драть! Я пойду барину скажу! - прибавил он и быстро пошел домой. - Полно тебе! Постой, постой! - кричал дворник. - Захар Трофимыч! Пойдем в полпивную, пожалуйста, войдем... Захар остановился на дороге, быстро обернулся и, не глядя на дворню, еще быстрее ринулся на улицу. Он дошел, не оборачиваясь ни на кого, до двери полпивной, которая была напротив; тут он обернулся, мрачно окинул взглядом все общество и еще мрачнее махнул всем рукой, чтоб шли за ним, и скрылся в дверях. Все прочие тоже разбрелись: кто в полпивную, кто домой; остался только один лакей. - Ну, что за беда, коли и скажет барину? - сам с собой в раздумье, флегматически говорил он, открывая медленно табакерку. - Барин добрый, видно по всему, только обругает! Это еще что, коли обругает! А то иной глядит, глядит, да и за волосы...
В начале пятого часа Захар осторожно, без шума, отпер переднюю и на цыпочках пробрался в свою комнату; там он подошел к двери барского кабинета и сначала приложил к ней ухо, потом присел и приставил к замочной скважине глаз. В кабинете раздавалось мерное храпенье. - Спит, - прошептал он, - надо будить: скоро половина пятого. Он кашлянул и вошел в кабинет. - Илья Ильич! А, Илья Ильич! - начал он тихо, стоя у изголовья Обломова. Храпенье продолжалось. - Эк спит-то! - сказал Захар, - словно каменщик. Илья Ильич! Захар слегка тронул Обломова за рукав. - Вставайте: пятого половина. Илья Ильич только промычал в ответ на это, но не проснулся. - Вставайте же, Илья Ильич! Что это за срам! - говорил Захар, возвышая голос. Ответа не было. - Илья Ильич! - твердил Захар, потрогивая барина за рукав. Обломов повернул немного голову и с трудом открыл на Захара один глаз, из которого так и выглядывал паралич. - Кто тут? - спросил он хриплым голосом. - Да я. Вставайте. - Подь прочь! - проворчал Илья Ильич и погрузился опять в тяжелый сон. Вместо храпенья стал раздаваться свист носом. Захар потянул его за полу. - Чего тебе? - грозно спросил Обломов, вдруг открыв оба глаза. - Вы велели разбудить себя. - Ну, знаю. Ты исполнил свою обязанность и пошел прочь! Остальное касается до меня... - Не пойду, - говорил Захар, потрогивая его опять за рукав. - Ну же, не трогай! - кротко заговорил Илья Ильич и, уткнув голову в подушку, начал было храпеть. - Нельзя, Илья Ильич, - говорил Захар, - я бы рад-радехонек, да никак нельзя! И сам трогал барина. - Ну, сделай же такую милость, не мешай, - убедительно говорил Обломов, открывая глаза. - Да, сделай вам милость, а после сами же будете гневаться, что не разбудил... - Ах ты, боже мой! Что это за человек! - говорил Обломов. - Ну, дай хоть минутку соснуть; ну что это такое, одна минута? Я сам знаю... Илья Ильич вдруг смолк, внезапно пораженный сном. - Знаешь ты дрыхнуть! - говорил Захар, уверенный, что барин не слышит. - Вишь, дрыхнет, словно чурбан осиновый! Зачем ты на свет-то божий родился? - Да вставай же ты! говорят тебе... - заревел было Захар. - Что? Что? - грозно заговорил Обломов, приподнимая голову. - Что, мол, сударь, не встаете? - мягко отозвался Захар. - Нет, ты как сказал-то - а? Как ты смеешь так - а? - Как? - Грубо говорить? - Это вам во сне померещилось... ей-богу, во сне. - Ты думаешь, я сплю? Я не сплю, я все слышу... А сам уж опять спал. - Ну, - говорил Захар в отчаянии, - ах ты, головушка! Что лежишь, как колода? Ведь на тебя смотреть тошно. Поглядите, добрые люди!.. Тьфу! - Вставайте, вставайте! - вдруг испуганным голосом заговорил он. - Илья Ильич! Посмотрите-ка, что вокруг вас делается. Обломов быстро поднял голову, поглядел кругом и опять лег, с глубоким вздохом. - Оставь меня в покое! - сказал он важно. - Я велел тебе будить меня, а теперь отменяю приказание - слышишь ли? Я сам проснусь, когда мне вздумается. Иногда Захар так и отстанет, сказав: "Ну, дрыхни, чорт с тобой!" А в другой раз так настоит на своем, и теперь настоял. - Вставайте, вставайте! - во все горло заголосил он и схватил Обломова обеими руками за полу и за рукав. Обломов вдруг, неожиданно вскочил на ноги и ринулся на Захара. - Постой же, вот я тебя выучу, как тревожить барина, когда он почивать хочет! - говорил он. Захар со всех ног бросился от него, но на третьем шагу Обломов отрезвился совсем от сна и начал потягиваться, зевая. - Дай... квасу... - говорил он в промежутках зевоты. Тут же из-за спины Захара кто-то разразился звонким хохотом. Оба оглянулись. - Штольц! Штольц! - в восторге кричал Обломов, бросаясь к гостю. - Андрей Иваныч! - осклабясь, говорил Захар. Штольц продолжал покатываться со смеха: он видел всю происходившую сцену.
|