Но лето, лето особенно упоительно в том краю. Там надо искать свежего
сухого воздуха, напоенного - не лимоном и не лавром, а просто запахом
полыни, сосны и черемухи; там искать ясных дней, слегка жгучих, но не
палящих лучей солнца и почти в течение трех месяцев безоблачного неба.
Как пойдут ясные дни, то и длятся недели три-четыре; и вечер тепел там,
и ночь душна. Звезды так приветливо, так дружески мигают с небес.
Дождь ли пойдет - какой благотворный летний дождь! Хлынет бойко,
обильно, весело запрыгает, точно крупные и жаркие слезы внезапно
обрадованного человека; а только перестанет - солнце уже опять с ясной
улыбкой любви осматривает и сушит поля и пригорки: и вся страна опять
улыбается счастьем в ответ солнцу.
Радостно приветствует дождь крестьянин: "Дождичек вымочит, солнышко
высушит!" - говорит он, подставляя с наслаждением под теплый ливень лицо,
плечи и спину.
Грозы не страшны, а только благотворны там: бывают постоянно в одно и
то же установленное время, не забывая почти никогда ильина дня, как будто
для того, чтоб поддержать известное предание в народе. И число и сила
ударов, кажется, всякий год одни и те же, точно как будто из казны
отпускалась на год на весь край известная мера электричества.
Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю.
В газетах ни разу никому не случилось прочесть чего-нибудь подобного об
этом благословенном богом уголке. И никогда бы ничего и не было напечатано,
и не слыхали бы про этот край, если б только крестьянская вдова Марина
Кулькова, двадцати восьми лет, не родила зараз четырех младенцев, о чем уже
умолчать никак было нельзя.
Не наказывал господь той стороны ни египетскими, ни простыми язвами.
Никто из жителей не видал и не помнит никаких страшных небесных знамений, ни
шаров огненных, ни внезапной темноты; не водится там ядовитых гадов; саранча
не залетает туда; нет ни львов рыкающих, ни тигров ревущих, ни даже медведей
и волков, потому что нет лесов. По полям и по деревне бродят только в обилии
коровы жующие, овцы блеющие и куры кудахтающие.
Бог знает, удовольствовался ли бы поэт или мечтатель природой мирного
уголка. Эти господа, как известно, любят засматриваться на луну да слушать
щелканье соловьев. Любят они луну-кокетку, которая бы наряжалась в палевые
облака да сквозила таинственно через ветви дерев или сыпала снопы серебряных
лучей в глаза своим поклонникам.
А в этом краю никто и не знал, что за луна такая - все называли ее
месяцем.
Она как-то добродушно, во все глаза смотрела на деревни и поле и очень
походила на медный вычищенный таз.
Напрасно поэт стал бы глядеть восторженными глазами на нее: она так же
бы простодушно глядела и на поэта, как круглолицая деревенская красавица
глядит в ответ на страстные и красноречивые взгляды городского волокиты.
Соловьев тоже не слыхать в том краю, может быть оттого, что не водилось
там тенистых приютов и роз; но зато какое обилие перепелов! Летом, при
уборке хлеба, мальчишки ловят их руками.
Да не подумают, однакож, чтоб перепела составляли там предмет
гастрономической роскоши - нет, такое развращение не проникло в нравы
жителей того края: перепел - птица, уставом в пищу не показанная. Она там
услаждает людской слух пением: оттого почти в каждом дому под кровлей в
нитяной клетке висит перепел.
Поэт и мечтатель не остались бы довольны даже общим видом этой скромной
и незатейливой местности. Не удалось бы им там видеть какого-нибудь вечера в
швейцарском или шотландском вкусе, когда вся природа - и лес, и вода, и
стены хижин, и песчаные холмы - все горит точно багровым заревом; когда по
этому багровому фону резко оттеняется едущая по песчаной извилистой дороге
кавалькада мужчин, сопутствующих какой-нибудь леди в прогулках к угрюмой
развалине и поспешающих в крепкий замок, где их ожидает эпизод о войне двух
роз, рассказанный дедом, дикая коза на ужин да пропетая молодою мисс под
звуки лютни баллада - картины, которыми так богато населило наше воображение
перо Вальтера Скотта.
Нет, этого ничего не было в нашем краю.
Как все тихо, все сонно в трех-четырех деревеньках, составляющих этот
уголок! Они лежали недалеко друг от друга и были как будто случайно брошены
гигантской рукой и рассыпались в разные стороны, да так с тех пор и
остались.
Как одна изба попала на обрыв оврага, так и висит там с незапамятных
времен, стоя одной половиной на воздухе и подпираясь тремя жердями.
Три-четыре поколения тихо и счастливо прожили в ней.
Кажется, курице страшно бы войти в нее, а там живет с женой Онисим
Суслов, мужчина солидный, который не уставится во весь рост в своем жилище.
Не всякий и сумеет войти в избу к Онисиму; разве только что посетитель
упросит ее стать к лесу задом, а к нему передом.
Крыльцо висело над оврагом, и чтоб попасть на крыльцо ногой, надо было
одной рукой ухватиться за траву, другой за кровлю избы и потом шагнуть прямо
на крыльцо.
Другая изба прилепилась к пригорку, как ласточкино гнездо; там три
очутились случайно рядом, а две стоят на самом дне оврага.
Тихо и сонно все в деревне: безмолвные избы отворены настежь; не видно
ни души; одни мухи тучами летают и жужжат в духоте.
Войдя в избу, напрасно станешь кликать громко: мертвое молчание будет
ответом; в редкой избе отзовется болезненным стоном или глухим кашлем
старуха, доживающая свой век на печи, или появится из-за перегородки босой
длинноволосый трехлетний ребенок, в одной рубашонке, молча, пристально
поглядит на вошедшего и робко спрячется опять.
Та же глубокая тишина и мир лежат и на полях; только кое-где, как
муравей, гомозится на черной ниве палимый зноем пахарь, налегая на соху и
обливаясь потом.
Тишина и невозмутимое спокойствие царствуют и в нравах людей в том
краю. Ни грабежей, ни убийств, никаких страшных случайностей не бывало там;
ни сильные страсти, ни отважные предприятия не волновали их.
И какие бы страсти и предприятия могли волновать их? Всякий знал там
самого себя. Обитатели этого края далеко жили от других людей. Ближайшие
деревни и уездный город были верстах в двадцати пяти и тридцати.
Крестьяне в известное время возили хлеб на ближайшую пристань к Волге,
которая была их Колхидой и геркулесовыми столпами, да раз в год ездили
некоторые на ярмарку, и более никаких сношений ни с кем не имели.
Интересы их были сосредоточены на них самих, не перекрещивались и не
соприкасались ни с чьими.
Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была "губерния", то есть
губернский город, но редкие езжали туда; потом знали, что подальше, там,
Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут
французы или немцы, а далее уже начинался для них, как для древних, темный
мир, неизвестные страны, населенные чудовищами, людьми о двух головах,
великанами; там следовал мрак - и наконец все оканчивалось той рыбой,
которая держит на себе землю.
|
Просмотров: