И стал он петь, и все вокруг него внимало; Из радужных цветов вручил он покрывало Своей поэзии нагой. Невинна и смела, божественная дева Отважному ему позволила без гнева Ласкать, обвить себя рукой; И странствовала с ним, как верная подруга, По лаковым парке блистательного круга Временщиков, князей, вельмож; Входила в кабинет ученых и артистов И в залы, где шумят собрания софистов, Меняя истину на ложь; Смягчала иногда, как гений лучезарный, Гонения судьбы то славной, то коварной; Была в тоске и на пирах, И вместе пронеслась, как буйная зараза, Над грозной высотой мятежного Кавказа И Бессарабии в степях. И никогда нигде его не покидала; Как милое дитя, задумчиво играла Или волной его кудрей, Иль бледное чело, объятое мечтами, Любила украшать небрежными перстами Венков из лавров и лилей. И были времена: унылый и печальный, Прощался иногда он с музой гениальной, Искал покоя, тишины; Но и тогда, как дух, приникнув к изголовью, Она его душе с небесною любовью Дарила праведников сны. Когда же утомясь минутным упоеньем, Всегдашним торжеством, высоким наслажденьем, Всегда юна, всегда светла, Красавица земли, она смыкала очи, То было на цветах, а их во мраке ночи Для ней рука его рвала. И в эти времена всеведущая Клио Являлась своему любимцу горделиво, С скрижалью тайною веков; И пел великий муж великие победы, И громко вызывал, о праотцы и деды, Он ваши тени из гробов!
|